Наиболее простой способ снова начать жить — это заставить себя вести дневник.

Говорят, что когда у Гоголя бывал творческий кризис, он писал на странице по сту раз «Николай Васильевич Гоголь. Николай Васильевич Гоголь.» На третьей странице это обычно заканчивалось тем, что он писал «А и дурак же ты, Николай Васильевич Гоголь! — Помилуйте, батюшка, да вы и сам дурак, Николай Васильевич Гоголь! — Ах так-то вы в меня дураками кидаете-с на моей же собственной странице, Николай Васильевич Гоголь! Не изволите ли выйти вон! — Я? Вон?…»

И пошло-поехало…

…Надо перестать жаловаться самому себе и начать жалеть себя на бумаге. Это все же более достойно, потому что жалеть самого себя самому себе — как пытаться засунуть собственный член в собственную задницу. Мало кому удается и даже если получится — толку ноль, сколько не двигай бедрами. Когда же ты читаешь свои ламентации — по крайней мере, делается смешно.

Кроме того, на этих страницах никто меня не читает. А кто читает, тот никто.

«Кто тебя обидел, Полифем? — Братья, меня обидел Никто! — Ах, тогда мы рады, Полифем!»

И еще особо доставляет то, что жалость становится канвой для творческих изысков. Искреннее чувство заменяется игрой ума, заботой о стилистике, обязанностью и удовольствием от перечитывания и недоумением от того, что сущая белиберда занимает столько времени.

Рано или поздно, но должен появиться некоторого рода драйв — обиды ли, стыда ли, занимательности…

…надеюсь…

Несосчитанная попытка начать жизнь сначала…

Неважно,  сколько осталось времени — важно только то, что эта жизнь мне не нравится и я слишком трус, чтобы сказать ей это в лицо. Поэтому я говорю ей «прости, я ошибался, давай попробуем начать все заново, с чистого листа» как в американских сериалах…
Не знаю, как это прокатит с жизнью, но с девушками из американских сериалов это работает как у Тони Старка со своим сердцем: чистая фантастика на грани фола.

Что такое «прости»? Что такое «ошибался»? Где взять чистого листа?

Если бы я была девушкой из американских сериалов (ах, если бы!), я бы ответила просто — в торец и на 180°. Но меня не снимают в сериалах (и вообще не снимают, даже на углу) — а то они бы закончились.

Поэтому я смирю свою гордыню, подойду к жизни и скажу: «Прости! Я ошибался!…»

…с утра войти в фейсбук, только продрав глаза, не почистив зубы, собак на двор выпустить — и войти в фейсбук. Ну понятно, ждешь Новость, но и не ждешь — оставь надежду! Но грязная, маленькая мыслишка — а вдруг кто-нибудь ответил на мой пост/комментарий/реплику… Ну, хоть ухмыльнулся, лайкнул или обозлился! Пусть нарвусь на глупость или грубость, или мерзость. или согласие — лишь бы я был еще жив. Как собака, которая готова сожрать со стола не из голода — пускай побьют, но хотя бы такое, искреннее, настоящее чувство…

Живу как собака.

Аристократы бежали из России от кошмара кухаркиных детей.
На оставшихся пустых пространствах кошмар произошел, революция пожрала самое себя, и остались только кухаркины дети.
Теперь кухаркины дети бегут вон от кошмара детей песьеглавцев, расплодившихся на отбросах кухни.
На освобождающихся просторах разгуливается кошмар, исход 2.0 пожирает самого себя, остаются только песьеголовые дети.

От кого побегут они?
Не успею увидеть.
Жаль.

«Оруэлла волнует отнюдь не судьба советской интеллигенции, более всего волновавшая ее самое и ее наследников, но именно, без дураков, борьба за освобождение рабочего класса. То есть он судит Сталина именно как преданный служитель коммунистической химеры.
И его возмущало прежде всего то, что Сталин этой химере изменил: «Коммунистическое движение в Западной Европе началось как движение за насильственное свержение капитализма, но всего за несколько лет оно выродилось в инструмент внешней политики России»», — цитирует Оруэлла Александр Мелихов в статье о годовщине Оруэлла.

Из Оруэлла много можно цитат надергать и противоположного толка, например: «Я часто смеялся, вспоминая патриотический плакат вербовщиков: «Что ты сделал на Великой войне, папа?» (спрашивает ребенок у пристыженного отца), и о людях, клюнувших на эту приманку, а впоследствии презираемых собственными детьми за то, что не отказались по «этическим соображениям».»

Даже из этой упомянутой статьи 1940 года («Моя страна, правая она или левая»), когда Британия уже год находилась в состоянии войны с Гитлером: «Реальной альтернативы между сопротивлением Гитлеру и капитуляцией перед ним нет, и как социалист я должен сказать, что лучше сопротивляться; во всяком случае, я не вижу доводов в пользу капитуляции».
Именно перед лицом гитлеровского вторжения, и не иначе, он писал в этой же статье: «Патриотизм не имеет ничего общего с консерватизмом. Это преданность чему-то изменяющемуся, но по какой-то таинственной причине ощущаемому как неизменное — подобно преданности бывших белогвардейцев России». Конечно, это химерическое сознание, но именно такая раздувшаяся иллюзия помогла Британии выстоять (в отличие от Франции, более прагматической).

Оруэлл, действительно, был социалистом. В Британии вообще много социалистов (лейбористкая партия вытеснила либеральную, и двухпартийная система теперь состоит из социалистов и консерваторов). При этом Оруэлл ненавидел коммунизм, во всяком случае, в его реальном воплощении — еще со времен войны в гражданской Испании против Франко. (Кстати, ПОУМ, в которой он воевал, «реальными» коммунистами была объявлена вне закона «за пособничество фашистам»). Да, он смотрел не с теоретической точки зрения, но так или иначе и «1984» и «Скотный двор» стали классическими манифестами антикоммунизма.

Стоит отметить, что и социализм с его конкретным воплощением в социалистической риторике, весьма претил Оруэллу: «Правда состоит в том, что для многих людей, именующих себя социалистами, революция не означает движения масс, с которыми они надеются связать себя; она означает комплект реформ, которые «мы», умные, собираемся навязать «им», существам низшего порядка.»(1937).

.

…Можно сколько угодно цитировать антисемитские высказывания Достоевского, но он остался в истории все-таки не великим антисемитом, а великим писателем. Моцарт в своих письмах к сестре захлебывался скатологическими шутками, но его имя, почти нарицательное, — не об этом. Сократ был известным педофилом, но его он попал не в «Черную книгу нравственности», а в историю философии.

.

В конце концов, «реальность без грезы отвратительна», а «запас общих сказок, то единственное, что способно нас объединять» :).
Можно сколько угодно обличать Оруэлла в «непоследовательности», но его идеологические химеры привели к куда более значительным результатам, чем иные, более «правильные» химеры разных других антикоммунистов…

Ангельская сущность, видимо, необорима — иначе почему самый падший из них, Отец лжи, по многочисленным свидетельствам, обманывает и своих неофитов, тех кто прибег к «договору» с ним?

Этот договор, как любой договор по кредиту — на шести страницах мельчайшим шрифтом и написан неудобоваримым языком, понять который могут (в обоих случаях) только профессиональные демонологи . И всегда, как говорят знающие люди — ВСЕГДА, есть пункт, который полностью извращает самую суть договора.

В пылу полемики с одним очень хорошим поэтом возник дискурс — а можно ли снижать свое поэтическое достоинство (мой собеседник — женщина, так что нет повода для сальных каламбуров), развлекаясь баснями, эпиграммами или памфлетами. Товарищ Наше-Все, как известно, много чем развлекался, однако достоинства своего не ронял (даже похабное в его случае было настолько похабно, что даже становилось значительным, особенно в случае с возвышенными сюжетами).

В моем же случае все проще — я уже замаран кровавым написанием басни, да не просто, а пародии (Стрекоза и муравей), поэтому мне не жалко извозиться в еще одной. Сюжетец простенький, но пелестрадавший.

(басня)

Служенье муз не терпит суеты…

В заботах суетного света

он малодушно погружен.

Но лишь божественный патрон

поманит бедного поэта,

как встрепенется он, вспоёт,

душа воспрыгнет и заскачет —

а с ним автомобиль и дача,

жена и лестничный пролет,

два пледа, три магнитофона

и куртка импорт под шевро,

за ними мчится литбюро,

гаишник, блядь у телефона,

пивной ларек, и ресторан,

айфон, столовая посуда,

на кухне злые пересуды,

с водопроводчиками брань,

шесть детективов Д.Донцовой,

билет на выставку Серова

и два билета на Шнура,

пивко, колбаска, две перцовой

и семинары до утра…

Воскликнет он и восшумит,

возголосит: о, Аполлон!

я здесь! — а с ним шестой вагон,

партер, на улицу балкон,

в час пик на Киевской перрон,

Спартак, Динамо, стадион —

и стреловержец в криках, вони,

раздорах, пьянстве и борьбе

бежит, вон! будто не в себе,

сжимая с ужасом в ладони

какой-то музы потный локон…

А вслед — пиита одинокой,

толпой не понятый творец,

изячный, тонкий, вдохновенный!..

Ну, прям анчар во всей вселенной!..

Настигнет бога — и конец!..

А, впрочем, всякий этот хлам

не обижает музовода —

есть у кифары та свобода,

которой не обстать вещам.

И смерть чудесно обнажает:

поэт вдыхает как и мы

из Тьмы Вещей, но оставляет

ее у двери Вечной Тьмы.

Вот только головная плесень

надолго грязью мажет песнь…

И мы все те же. Только суета

давно не та.

Поставлю сюда, потому что здесь никто не роется, чай не фейсбук!

Я перестал любить людей.

Они, как правило, воняют,

нечистый рот не закрывают

и тычут мордою своей

во все углы. От них не скрыться,

они колганят у ворот,

бычки бросают в огород,

у двери в почте любят рыться,

они летают по дорогам,

с ружьишком ходят по лесам,

с грибами тащат туеса,

бьют рыбу толом и острогой.

У них навырост сапоги,

у них штаны опять навырост,

ушанки драные, как вызов,

и перегар как гладь реки.

Везде затоптано, умято,

прибито, вдавлено в дерьмо,

их чувства тяжки, как ярмо,

а мысли вязки, словно вата.

Куда от них бежать, куда?!

Ведь кроме них, в округе бедной

все надоело, скучно, бледно.

Остались водка, крюк, вода.

И это, видно, навсегда.

Что ж, Гамлет! русское пари? —

люби их, сука, и умри.

Поставил два сайта на одном движке вордпресса. Проманался почти целый день, пока не выяснил, что знаменитая «пятиминутная установка» не работает, по крайней мере, в одном случае — при установке сети. Не создается первый пул таблиц в базе данных. То есть, ты должен сделать таблицы основного сайта, а потом — ручками — надо скопировать некоторые таблицы из этой же база с индексом «1». Только после этого исчезает «Ошибка с соединением с базой данных» и «Некоторые таблицы повреждены» (их просто не было!) и появляется возможность добавить другие сайты, и таблицы для них встают автоматически.

Когда работаешь, полностью перестаешь думать. То есть, ты думаешь только про то, чем занят: никакого параллельного рассудка не включается, подсознание полностью включено в работу. Работа — враг творчества. Вернее, если учитывать, что «творчество» — извините за выспрений термин — это и есть работа, то любая другая деятельность мешает работе. Тут не годится максима «Если пьянство мешает работе, бросай работу!» Поскольку видов деятельности может быть туча, а работа — одна в жизни ( 🙂 ), то надо бросать «пьянство» ( В кавычках, поскольку пьянство в умеренных дозах как раз помогает. (Не уверен, так ли это для прозы (Если, конечно, не говорить про поток сознания))).

Но жить все равно не на что 😀 

Вот повелся, хочу учить бутстрап. Ловушка, конечно, непонятно зачем, но интересно. Когда интересно, всегда достаточно для начала, зажигание заурчало, мотор завелся, едем! Но «интересно» — не цель поездки, поэтому рано или поздно сворачиваешь с дороги на какое-то забавное ответвление: ну, интересно же! Щас заедем, и тут же вернемся на магистраль… Чаще всего эта побочная ветка выводит на новую магистраль, а прежняя — напрочь забыта.

Это, конечно, хорошо лет в двадцать — поездить, посмотреть ментальный мир… Но в 60? Nil admirari — именно для таких. Но ведь интересно же!…

И на дорожной карте — 6-8 языков, плюс столько же — языков программирования, ремесленных навыков не меньше, даже спортивных, искусств немало, научных дисциплин и поболе будет… И на всем — fog of war, туман. И на главной цели — туман. Конечно, многие скажут, что нет никакой главной цели, важнее всего ездить. Но почему-то есть такое подлое чувство, что цель была, есть… Да куда-то не туда заехал. Или не доехал? Не поздновато будет бродяжить без остановки? Да остановиться не могу — интересно же!..

Фейсбук мне, слава Богу, надоел.
Там пишет всякий мальчикам в забаву.
Я в стол писать давно уже хотел —
уж лучше в стол, чем в грязь и на расправу.

Коряво, конечно, и не совсем четко определяет мысль.

Запись в ФБ имеет дополнительный мерзковатый оттенок — вот, смотрите, что я извел из себя! Можно сказать, родил в муках! Соответственно, комментарии осматриваются, в первую очередь, с точки зрения бешеной мамочки — не трожь моего дитяти! сам ты на один глаз кривой! Кроме того, хочешь или не хочешь — ждешь лайка или камента, пусть даже поносного: о, жизнь бурлит, скорее в бой!

Не то, чтобы уверен в величавости прекрасного, но суета становится все более отвратительной. Ни в чем нельзя убедить никого, да и не нужно — легко убеждающийся легко отступает, того же, кто не отступает, убедить невозможно. И в конце концов, не партию же нового типа я собираюсь сколачивать!

Мое дело — сколотить запятые и согласные, гласные кричат сами…

Но дело даже не в этом. Фейсбук похож на огромный зал, где собрались члены клуба, — одни едят, другие музицируют, третьи бьются на кулачках. Время от времени группки слегка перемешиваются, и виолончелист получает по морде, а перкуссионист колотит тарелки с фалафелем или расстегаями с вязигой… Пикейные жилеты оказываются среди пикового расклада, а любители клубнички — в пиковом интересе. Трудно и долго собираешь по зале тех, кто может быть одного с тобою карасса, или хотя бы класса, да хоть бы и одной категории, не считая управления мотоциклом с коляской. И заводишь долгожданную беседу!.. Но то время суток прервет тебя на половине фразы, то кто-нибудь из бойцовского клуба, а то и доброхоты подхватят мысль на середине и уведут разговор в даль светлую, откуда уже не выбраться…

Но и это еще не беда.

Ты сам начинаешь бродить от группы к группе, постепенно все чаще используя локти, чтобы высказать свое суждение о чьем-нибудь рассуждении. Ты сам, не открывая словаря, начинаешь говорить с другим на своем собственном птичьем языке — и кружок рассыпается. Ты подхватываешь чью-то мысль и громогласно делишься с нею, а потом еще одну, и еще одну — не успевая думать эту мысль, прикидывая то с одной, то с этой стороны. И на следующий день к тебе приходят обсудить эту чужую мысль, опровергнуть ее, подтвердить, — и ты бросаешься очертя голову, защищаться. Потому что в этой чужой мысли есть малый отголосок того, о чем ты мучился не один год, о чем ты мечтал и что ненавидел. Ты тащишь на себя этот отголосок, меняя и уродуя чужую максиму, и погружаяь все глубже и глубже в то, что не имеет к тебе никакого отношения.

Ты начинаешь, в общем-то, жить чужой жизнью, замечательным образом транжиря свою собственную. Ты перестаешь думать, но учишься додумывать, ты перестаешь чувствовать, но научаешься отражать чувства, ты переживаешь, но не живешь.

И в итоге — ты ничего не делаешь, хотя к концу дня измотан, как будто ворочал мешки…

Кто сказал «пиздеть — не мешки ворочать»?! Пускай он заведет аккаунт в фейсбуке!

Попытаемся начать в который раз.

Снова пишем дневник, но не потому что настали плохие времена, а потому что времена закончились. Чувствую, что русский янтарь обволакивает меня со всех сторон, и невыносимый запах от окоема до окоема, запах горелого дерьма, заползает даже в уши… Нужно задать тон. Хотя бы внутренний. Может быть, тогда от вибрации этого постоянного тона получится небольшой просвет, чтобы русский янтарь не переломал мне кости…

Но тон нужно держать постоянно.