В пылу полемики с одним очень хорошим поэтом возник дискурс — а можно ли снижать свое поэтическое достоинство (мой собеседник — женщина, так что нет повода для сальных каламбуров), развлекаясь баснями, эпиграммами или памфлетами. Товарищ Наше-Все, как известно, много чем развлекался, однако достоинства своего не ронял (даже похабное в его случае было настолько похабно, что даже становилось значительным, особенно в случае с возвышенными сюжетами).

В моем же случае все проще — я уже замаран кровавым написанием басни, да не просто, а пародии (Стрекоза и муравей), поэтому мне не жалко извозиться в еще одной. Сюжетец простенький, но пелестрадавший.

(басня)

Служенье муз не терпит суеты…

В заботах суетного света

он малодушно погружен.

Но лишь божественный патрон

поманит бедного поэта,

как встрепенется он, вспоёт,

душа воспрыгнет и заскачет —

а с ним автомобиль и дача,

жена и лестничный пролет,

два пледа, три магнитофона

и куртка импорт под шевро,

за ними мчится литбюро,

гаишник, блядь у телефона,

пивной ларек, и ресторан,

айфон, столовая посуда,

на кухне злые пересуды,

с водопроводчиками брань,

шесть детективов Д.Донцовой,

билет на выставку Серова

и два билета на Шнура,

пивко, колбаска, две перцовой

и семинары до утра…

Воскликнет он и восшумит,

возголосит: о, Аполлон!

я здесь! — а с ним шестой вагон,

партер, на улицу балкон,

в час пик на Киевской перрон,

Спартак, Динамо, стадион —

и стреловержец в криках, вони,

раздорах, пьянстве и борьбе

бежит, вон! будто не в себе,

сжимая с ужасом в ладони

какой-то музы потный локон…

А вслед — пиита одинокой,

толпой не понятый творец,

изячный, тонкий, вдохновенный!..

Ну, прям анчар во всей вселенной!..

Настигнет бога — и конец!..

А, впрочем, всякий этот хлам

не обижает музовода —

есть у кифары та свобода,

которой не обстать вещам.

И смерть чудесно обнажает:

поэт вдыхает как и мы

из Тьмы Вещей, но оставляет

ее у двери Вечной Тьмы.

Вот только головная плесень

надолго грязью мажет песнь…

И мы все те же. Только суета

давно не та.